tradorter: кусок прикола
Друган моего брата, Артем, - отличник по жизни. История Темы - пример
того, что даже у ботанов в универе бывают серьезные нестыкухи. Недавно
он рассказал про экзамен, который ему удалось сдать лишь перед
дипломированием.
Вел у них один препод на втором курсе, звали его, скажем, Хрящ. Хрящ был
пунктуальным настолько, что даже страдал от этого болезнью Паркинсона.
Для допуска к экзамену просто знать предмет было недостаточно. Нужно
было посещать лекции, которые Хрящ читал сразу всему потоку. Посещение
должно было быть 100%-ным. Не в том лишь смысле, что каждую лекцию
следовало посетить, а в том, чтобы присутствовать на каждой минуте
лекции, бережно занося в конспект каждое слово. О том, чтобы шуметь на
лекции или заниматься чем-то посторонним не могло быть и речи. Хрящ
запоминал нарушителя и обрекал его на вечные академические муки.
В тот день звезды, видимо, стали к Теме раком, потому что он не заметил,
как у него остановились часы, и ОПОЗДАЛ на Хряща. Влетев в двери, он
увидел лектора, вещающего у доски с мелом в руке, и полную аудиторию,
фанатично перерисовывающую какой-то график. С разгону Тема спросил:
"Можно войти?". При виде Темы в дверях поток замер с расширенными от
ужаса глазами. Руки конспектирующих застыли над тетрадями. Рука с мелом
перестала писать. Хрящ договорил начатую фразу и остановился, чтобы
рассмотреть Тему. Где-то с полминуты он его изучал. Во время этой паузы
в бесшумной аудитории двигался только один объект - ГОЛОВА Хряща,
сотрясаемая паркинсонизмом. После чего лекция была продолжена. Тема
принял решение и сел на свободное место.
Увидев, что опоздавший сел, Хрящ удивленно спросил: "Молодой человек,
разве я разрешил вам войти?". На каком-то тупом автомате Тема пожал
плечами и ответил: "Ну, я спросил, вы ПОСТОЯЛИ, ПОКИВАЛИ…".
Vetoula
того, что даже у ботанов в универе бывают серьезные нестыкухи. Недавно
он рассказал про экзамен, который ему удалось сдать лишь перед
дипломированием.
Вел у них один препод на втором курсе, звали его, скажем, Хрящ. Хрящ был
пунктуальным настолько, что даже страдал от этого болезнью Паркинсона.
Для допуска к экзамену просто знать предмет было недостаточно. Нужно
было посещать лекции, которые Хрящ читал сразу всему потоку. Посещение
должно было быть 100%-ным. Не в том лишь смысле, что каждую лекцию
следовало посетить, а в том, чтобы присутствовать на каждой минуте
лекции, бережно занося в конспект каждое слово. О том, чтобы шуметь на
лекции или заниматься чем-то посторонним не могло быть и речи. Хрящ
запоминал нарушителя и обрекал его на вечные академические муки.
В тот день звезды, видимо, стали к Теме раком, потому что он не заметил,
как у него остановились часы, и ОПОЗДАЛ на Хряща. Влетев в двери, он
увидел лектора, вещающего у доски с мелом в руке, и полную аудиторию,
фанатично перерисовывающую какой-то график. С разгону Тема спросил:
"Можно войти?". При виде Темы в дверях поток замер с расширенными от
ужаса глазами. Руки конспектирующих застыли над тетрадями. Рука с мелом
перестала писать. Хрящ договорил начатую фразу и остановился, чтобы
рассмотреть Тему. Где-то с полминуты он его изучал. Во время этой паузы
в бесшумной аудитории двигался только один объект - ГОЛОВА Хряща,
сотрясаемая паркинсонизмом. После чего лекция была продолжена. Тема
принял решение и сел на свободное место.
Увидев, что опоздавший сел, Хрящ удивленно спросил: "Молодой человек,
разве я разрешил вам войти?". На каком-то тупом автомате Тема пожал
плечами и ответил: "Ну, я спросил, вы ПОСТОЯЛИ, ПОКИВАЛИ…".
Vetoula
Еще об одном случае из этого же разряда рассказывает сам Л. Дуров:
«Актер способен настолько закрутиться по разным делам, что только 31 декабря в 22 часа спохватывается, что дома его ждут с елкой. Кинулся я к Киевскому вокзалу, он по дороге домой. Никаких елок уже и в помине нет. Все продавцы к новогодним столам разбежались. Расстроенный, побрел к троллейбусной остановке, что возле сквера. И вдруг слышу из темноты сквера: «Тебе елку? Иди сюда!» Вижу, стоит какой-то подвыпивший мужичок и держит за верхушку красавицу-елочку. «Сколько?» - «Трояк». Я, изнемогая от счастья, отдаю ему мои последние три рубля. Он мне сует верхушку своей елки-красавицы. И вдруг кинулся бежать. Я машинально сделал шаг за ним. А елка не пускает. Оказывается, она просто растет в этом сквере, безотносительно к Новому году. Я растерянно стоял и продолжал ошалело держаться за елку.
Казалось бы, отпусти елку и беги домой встречать Новый год. Разумно! Но, понимаешь, во мне взыграло ретивое: что ж он, со всем уж меня за дурачка принял? Я решил дождаться этого «находчивого» - он же воротится, чтобы облапошить очередного придурка! Елочка-то никуда не денется, ждет его.
И вот затаился я за сугробом в предвкушении. Жду! Но предвкушение сильно затянулось. Видимо, я был у «находчивого» в эту новогоднюю ночь последним клиентом. И пока я за сугробом мстительно поджидал, вдруг раздался мелодичный бой курантов Киевского вокзала. Обе стрелки сошлись на цифре 12.
Можете себе представить, что меня ожидало дома. С тех пор елку я покупаю чуть не за месяц до Нового года».
«Актер способен настолько закрутиться по разным делам, что только 31 декабря в 22 часа спохватывается, что дома его ждут с елкой. Кинулся я к Киевскому вокзалу, он по дороге домой. Никаких елок уже и в помине нет. Все продавцы к новогодним столам разбежались. Расстроенный, побрел к троллейбусной остановке, что возле сквера. И вдруг слышу из темноты сквера: «Тебе елку? Иди сюда!» Вижу, стоит какой-то подвыпивший мужичок и держит за верхушку красавицу-елочку. «Сколько?» - «Трояк». Я, изнемогая от счастья, отдаю ему мои последние три рубля. Он мне сует верхушку своей елки-красавицы. И вдруг кинулся бежать. Я машинально сделал шаг за ним. А елка не пускает. Оказывается, она просто растет в этом сквере, безотносительно к Новому году. Я растерянно стоял и продолжал ошалело держаться за елку.
Казалось бы, отпусти елку и беги домой встречать Новый год. Разумно! Но, понимаешь, во мне взыграло ретивое: что ж он, со всем уж меня за дурачка принял? Я решил дождаться этого «находчивого» - он же воротится, чтобы облапошить очередного придурка! Елочка-то никуда не денется, ждет его.
И вот затаился я за сугробом в предвкушении. Жду! Но предвкушение сильно затянулось. Видимо, я был у «находчивого» в эту новогоднюю ночь последним клиентом. И пока я за сугробом мстительно поджидал, вдруг раздался мелодичный бой курантов Киевского вокзала. Обе стрелки сошлись на цифре 12.
Можете себе представить, что меня ожидало дома. С тех пор елку я покупаю чуть не за месяц до Нового года».